Інформація призначена тільки для фахівців сфери охорони здоров'я, осіб,
які мають вищу або середню спеціальну медичну освіту.

Підтвердіть, що Ви є фахівцем у сфері охорони здоров'я.

Газета «Новости медицины и фармации» 20 (346) 2010

Вернуться к номеру

Врачи в искусстве

Авторы: А.Ф. Яковцева, д.м.н., профессор, И.В. Сорокина, д.м.н., профессор, Н.В. Гольева, д.м.н., профессор, Харьковский национальный медицинский университет, И.И. Яковцева, д.м.н., профессор, Харьковская медицинская академия последипломного образования

Версия для печати

От Эмпедокла до Рашидаддина

Был в советское время такой тест на эрудицию: «Назовите четырех писателей-врачей». Одного называли все — разумеется, Чехова. Дальше, увы, начинались затруднения. Впрочем, довольно часто вспоминали Булгакова с его ранними рассказами из собственной практики. Читатели постарше отыскивали в памяти Викентия Вересаева, чья слава началась со скандальных «Записок врача». На четвертой же фамилии спотыкались почти все... Хотя можно было бы назвать, скажем, Конан Дойла, Шиллера, Рабле, Буссенара, Кобо Абэ, Аксенова, Лема, Моэма и так далее. Только среди литературных знаменитостей врачей по первой профессии несколько десятков, а если брать всех оставивших след в изящной словесности, то счет пойдет на сотни. Писателей-медиков куда больше, чем, например, инженеров, и разве лишь юристы могут соперничать с ними в численности.

В древности медицина считалась частью философии, и притом одной из важнейших: рассуждая о человеке, его душе и теле, мыслители непременно касались причин болезней и способов их излечения.

Одним из великих философов, занимавшихся и практическим врачеванием, был Эмпедокл, основатель сицилийской школы медиков. По методам лечения его скорее можно отнести к знахарям или шаманам, хотя он достигал внушительных результатов в борьбе с эпидемиями. Например, избавил город от моровой язвы, пробив туннель в скале, преграждавшей путь свежему воздуху. Поэмы Эмпедокла «О природе» и «Очищения» написаны весьма художественно.

В то же время отец медицины (скорее, ее реформатор) Гиппократ избегал метафизики и старался отыскать естественные причины любого недуга. Этот тезис он доказал в трактатах «О священной болезни» (так греки называли эпилепсию), «О древней медицине» и «О воздухе, водах и местностях» (география и климат, считал он, влияют на характеры и даже на политику).

Второй после Гиппократа великий врач античности — Клавдий Гален, живший во II веке до н.э. Он был греком, но сорока лет от роду поселился в Риме, став лейб-медиком императора Марка Аврелия. Гален был убежден, что «лучший врач в то же время философ» — так и называется одна из главных его книг. Но преклонение перед Платоном и Аристотелем не мешало ему следовать заветам Гиппократа и делать одно за другим открытия в анатомии.

Врачом по профессии был философ-скептик Секст Эмпирик, младший современник Галена. Он известен трактатом «Против ученых», в котором нападал на всех — логиков, физиков, этиков, геометров, астрологов, музыкантов, но только не на медиков.

Одним из первых врачей, которых можно считать уже скорее собственно писателями, чем философами, был грек из города Колофон по имени Никандр, живший на рубеже III–II веков до н.э. Он оставил потомкам две поэмы о ядах и противоядиях. Другие его поэмы сохранились лишь в пересказе, зато они стали прототипами литературных шедевров — вергилиевых «Георгик» и овидиевых «Метаморфоз».

После гибели античного мира синтез медицины и литературы воплощается прежде всего в сбережении и пропаганде эллинского наследия. От греков к арабам оно перешло через сирийцев. Среди главных поклонников Аристотеля в начале IX века — величайший врач, уроженец Средней Азии ибн Сина (Авиценна), написавший наряду с «Каноном врачебной науки» и философскими книгами несколько повестей. Среди последних выделяется «Живой, сын Бодрствующего», которая в некотором отношении была прообразом «Божественной комедии» Данте. Сохранились также некоторые его стихи на арабском языке.

К началу XII века относится творчество византийца Симеона Сифа, придворного врача Алексея I. Он написал книгу басен «Стефанит и Ихнилат», названную по именам рассказчиков — двух шакалов, служащих у царя-льва. Через три века эта книга стала очень популярна на Руси, где до тех пор не знали басню как жанр. Среди врачебных трудов Симеона назовем книгу «О воздействии пищи», написанную с использованием современных арабских рецептов.

Другой лейб-медик — Николай Калликл — автор сатирического диалога «Тимарион», где речь идет о жизни в аду, населенном философами, императорами и медиками. Русский перевод этой вещи вышел летом 1953 года, когда память о «деле врачей» была куда как свежей. Калликл также служил панегиристом, сочиняя среди прочего хвалебные диалоги в память о скончавшихся особах императорской фамилии.

Нельзя не вспомнить и жившего в XII веке андалусского араба ибн Туфайля. Придворный лекарь нескольких эмиров, он сочинил роман о мальчике, заброшенном на необитаемый остров и сумевшем стать полноценной личностью. На русский язык этот предшественник «Робинзона Крузо» переводился в 1920 году. Название, кстати, заимствовано у ибн Сины — «Живой, сын Бодрствующего».

Уроженцем Толедо был выдающийся еврейский поэт Иегуда Галеви. В юности он изучал медицину и греко-арабскую философию и уже в 15 лет прославился стихами, в том числе эротическими. Знаменит он также эпиграммами, загадками и шутками, поэмами на тему крестовых походов и философским сочинением «Книга Хазара».

Верующие евреи глубоко чтут Моше бен Маймона (Моисей Маймонид), философа из испанской Кордовы, писавшего по-арабски и переселившегося в Египет, где он стал врачом султана Салах-ад-дина. В своих трудах он старался примирить всех — эллинов и иудеев, христиан и мусульман.

Другой уроженец Кордовы — знаменитый араб ибн Рушд, или Аверроэс, занимал должности судьи и придворного врача в Марокко (сменив ибн Туфайля), написал семитомную медицинскую энциклопедию. Как философ он не уставал толковать Аристотеля, за что и получил почетное прозвище Комментатор. Аверроизм в средневековой Европе был одним из самых влиятельных философских течений.

Сын врача и сам врач, сириец Абу-ль-Фарадж родился в 1226 году на территории нынешней Турции, а умер в иранском Азербайджане. Он написал множество книг по медицине, астрономии, философии, грамматике и всеобщей истории. Но самое интересное у Григория Бар-Эбрея (таков его псевдоним) — «Книга занимательных историй», нравоучительная и сатирическая одновременно.

Прозвище «ат-табиб» (врач) дали в Персии крупнейшему ученому и вельможе Рашидаддину, жившему во времена монгольского завоевания. Наследие его огромно — тут и труды по медицине и ботанике, и энциклопедия естествознания, агротехники и строительства, и богословские трактаты, и двухтомный труд по истории «Сборник летописей». Судьба Рашидаддина трагична: когда внезапно умер хан Ульджайту, ученого обвинили в отравлении и казнили.

На языке родных осин

Русская литература со времен Пушкина знает немало писателей-врачей. Достаточно сказать, что у постели умиравшего Александра Сергеевича стоял Владимир Даль — тот самый, что сочинил «Толковый словарь живого великорусского языка». Врачом был и его отец, а сам Владимир вначале окончил Морской корпус, медицину же изучал потом в Дерпте. Сын датчанина и немки, он родился в Луганске Екатеринославской губернии. Окончив курс в морском корпусе, В. Даль служил на флоте, но, как пишут его биографы, моря не выносил, потому вышел в отставку и поступил на медицинский факультет. В 1829 году «выпущен» был врачом, в этом качестве участвовал в Турецкой и Польской войнах. Известна его дружба с Александром Сергеевичем Пушкиным. В 1833 году Даль, будучи на службе чиновником особых поручений у оренбургского генерал-губернатора, помогал прибывшему сюда Пушкину собирать материалы для «Истории Пугачевского бунта». За собирание коллекций флоры и фауны в этом крае Даль в 1838 году был избран членом Академии наук. Позже в Петербурге, куда Даль приехал в отпуск, он три дня ухаживал за смертельно раненным на дуэли Пушкиным (всю жизнь потом хранил его вещи — золотой перстень и простреленный пулей сюртук). Трогательно описан этот период из жизни Даля В. Вересаевым: «Раньше они были на «вы», теперь Пушкин стал говорить ему «ты». Даль как врач принял участие в уходе за Пушкиным и не отходил от него до его смерти. Всю последнюю ночь, мучаясь тоской и болью, Пушкин крепко держал в руке руку Даля, послушливо, как ребенок, исполнял все его предписания...».

Впоследствии Даль был директором канцелярии министра внутренних дел, управляющим Нижегородской удельной конторой. Этот десятилетний нижегородский период жизни В.И. Даля (1849–1859) стал весьма плодотворным в его литературной и научной деятельности. Он подготовил к печати сборник «Пословицы русского народа», создал цикл повестей и рассказов «Картины русского быта». Сложились и дружеские отношения с критиком Н.А. Добролюбовым, актером М.С. Щепкиным, поэтом Т.Г. Шевченко...

«Должность свою понимаю только в заступничестве за крестьян, отстаивании их обид», — писал Владимир Иванович о своей службе в качестве управляющего удельной конторой. Однако его демократизм не нашел понимания в высшем свете. Ему приходилось трудиться в невыносимых условиях, поэтому в 1859 году он вышел в отставку. И уже до самой смерти (в 1872 г.) Даль жил в Москве.

Врачом, причем всю свою жизнь, был и сын обрусевшего шведа Николай Кетчер — друг Герцена и Огарева, переведший прозой все шекспировские пьесы. Тургенев сочинил об этом эпиграмму:

Вот еще светило мира —
Кетчер — друг шипучих вин!
Перевел он нам Шекспира
На язык родных осин.

Но доктор Кетчер перевел также и написанное по-французски знаменитое «Философическое письмо» Чаадаева, за которое тот был объявлен сумасшедшим. Наблюдать за философом поставили уже другого доктора.

Лекарем поневоле сделался поэт-декабрист Павел Бобрищев-Пушкин. Поручик-квартирмейстер Южной армии, Павел Сергеевич был осужден на восемь лет каторги. Выйдя в 1832 году на поселение, он вскоре получил разрешение переехать в Красноярск для ухода за душевнобольным братом, сосланным по тому же делу. Еще через шесть лет братьев перевели поближе к Европе — в Тобольск. Там Павел увлекся гомеопатией, бесплатно лечил бедняков, мужественно боролся с холерой, продолжал сочинять басни, писал и лирические стихи с христианским оттенком. После амнистии 1856 года братья вернулись в Москву.

Выдающимся переводчиком был профессор медицины Дмитрий Мин. В 1855 году он сделал первый поэтический перевод «Божественной комедии». До знаменитой работы Лозинского, то есть почти век, русский читатель знал великую поэму именно в миновской передаче. Стихотворный перевод «Божественной комедии» Данте Алигьери доктором медицины Д. Мином признан одним из лучших. До сих пор интересны его комментарии к поэме, в том числе и как специалиста-медика.

Дмитрий Мин родился в 1818 году в Рязанской губернии. Окончив Московскую практическую академию коммерческих наук в 1834 г. и Московскую медико-хирургическую академию в 1839 г., служил ординатором в московской Екатерининской больнице. В 1851 г. получил степень доктора медицины. Читал лекции в Московском университете, будучи адъюнктом по кафедре гигиены, эпизоотии и ветеринарной полиции. С 1863 г. — профессор кафедры судебной медицины, а с 1870 г. — проректор Московского университета. Выйдя в отставку по болезни в 1878 г., в 1883 г. переселился в Петербург, где и скончался в 1885 г. в чине действительного статского советника.

Владея иностранными языками, Д. Мин перевел ряд произведений Шекспира, Шиллера, Байрона, Петрарки. Но любимым его произведением была «Божественная комедия». В 1844 г. появился перевод с итальянского на русский язык пятой песни «Ада», а затем — еще двух отрывков поэмы. В 1855 г. была опубликована полностью первая часть «Комедии», «Ад», отдельным изданием в переводе «размером подлинника», то есть терцинами. В предисловии к этому изданию Д. Мин писал: «Прошло более десяти лет с тех пор, как я впервые решился испытать свои силы в переводе La Divina Commedia Данте Алигьери. Вначале я не имел намерения переводить ее вполне; но только в виде опыта перелагал на русский язык те места, которые при чтении бессмертной поэмы наиболее поражали меня своим величием. Мало-помалу, однако ж, по мере изучения La Divina Commedia и чувствуя, что был в силах преодолеть, по крайней мере отчасти, одну из важнейших преград в трудном деле — размер подлинника, я успел в течение двух лет окончить перевод первой части Дантовой поэмы — «Ада»... Убедившись, что труд мой не совсем ничтожен и если не имеет в себе никаких особенных достоинств, то по крайней мере довольно близок к подлиннику, я теперь решаюсь вполне представить его на суд любителей и знатоков такого колоссального творения, какова La Divina Commedia Данте Алигьери... Предоставляю судить людям, более меня сведущим, умел ли я удержать в моем переводе хотя слабую искру того божественного огня, которым освящено гигантское здание, та поэма, которую так удачно сравнил Филалетес (принц Иоанн Саксонский, переводчик на немецкий язык и комментатор «Божественной комедии») с готическим собором, фантастически-причудливым в подробностях, дивно-прекрасным, величаво-торжественным в целом. Не страшусь строгого приговора ученой критики, утешая себя мыслию, что я первый решился переложить размером подлинника часть бессмертного творения на русский язык, так способный к воспроизведению всего великого».

Через десять лет появилась в переводе первая песнь второй части поэмы, «Чистилище». К 1885 г. Д. Мин успел закончить труд своей жизни, но не дождался выхода в свет всех трех частей поэмы. В 1907 г. Императорская академия присудила изданию «Божественной комедии» в переводе Д. Мина премию А. Пушкина. В отзыве об этом труде, в частности, говорилось: «Переводчик обогатил отечественную литературу верной передачей одного из величайших всемирных произведений поэтического творчества. Сохраняя стихотворную форму подлинника, переводчик с мастерством выходит из затруднений, которые на каждом шагу создает подлинник, не только по богатству и трудности внутреннего содержания, но и по чисто внешним данным».

Д. Мин справедливо считал, что «такой поэт, как Данте, отразивший в своем сознании, как в зеркале, все идеи и верования своего времени, исполненный стольких отношений ко всем отраслям тогдашнего знания, не может быть понятен без объяснения множества намеков, в его поэме встречающихся: намеков исторических, богословских, философских, астрономических и так далее». Поэтому он долго трудился над составлением комментариев к «Божественной комедии», своеобразной энциклопедии знаний, в том числе и медицинских, начала XIV века. Вот некоторые из этих комментариев. В XXIV песне «Ада» Данте описывает эпилепсию:

И словно тот, кто сам не зная как,
Вдруг падает, злой дух ли повергает
Его во прах, иль корчи лютой мрак,
И как, восстав, он взором вкруг блуждает,
Весь вне себя от страшной тяготы,
И, озираясь, тяжело вздыхает.
Так встал и грешник.

Д. Мин комментирует: «Сравнение с больным, страждущим падучею болезнью, которую в древности и в средние века приписывали силе демона».

Об ихтиозе Данте пишет в XXIX песне «Ада»:

Вдруг вижу двух, спиной к спине сидевших,
Как два горшка у печного огня,
И струпьями с главы до ног пестревших.
Не чистит конюх щеткою коня,
Чтоб весть его скорее к господину;
Бессонный так не чешется, стеня,
Как эти два скребли ногтями спину
И с бешенством сдирали струпья с ней,
Но не могли тем утолить кручину.
И струпья сыпались из-под ногтей,
Как чешуя из-под ножа со щуки,
Иль с прочих рыб, чья чешуя крупней.

Строки о болезни грешников, чьи «члены покрыла сыпь столь гнусною корой», Д. Мин комментирует следующим образом: «Этими словами дорисовывается картина болезни, известной в патологии под именем ichtyosis. Люди, одержимые этой болезнью, бывают покрыты широкими пластинками наподобие рыбьей чешуи и, страдая невыносимым зудом, чешут и даже до крови рвут тело ногтями, точно щипцами».

В XXX песне «Ада» Данте описывает внешний вид больного с асцитом и анасаркой:

Гляжу, один сидит, как лютня, вздутый,
Когда б ему отнять ту часть с боков,
Где два бедра у нас к пахам примкнуты.
Томясь водянкой, где застой соков
Так искажает член в страдальцах каждый,
Что меры нет меж лиц и животов,
Не мог он рта сомкнуть хотя б однажды,
Как чахнущий, чьи губы вверх одна,
Другая вниз распалися от жажды.

У грешника «живот водою тухлой, как гора, раздутый» издает глухо «звон, как барабан». Д. Мин пишет: «Этот грешник страдает водянкою: живот его необыкновенно вздутый, придает ему вид лютни (инструмента, имеющего тонкую шейку и толстый корпус), если вообразим, что у грешника отняли бедра. При водянке водянистая часть крови вследствие болезненных задержек в кровообращении просачивается как под кожу, так и в различные полости, преимущественно в живот; от потери воды из крови происходит сильная жажда, а от дурного питания — худоба тела, особенно лица».

В XXIX песне «Чистилища» описана встреча поэта с двумя старцами:

Один, казалось, был учеником
Гиппократа, рожденного природой,
Ея любимцем высшим быть врачом.

Д. Мин поясняет: «Два старца, первый — автор Деяний Апостольских Лука; второй — автор посланий Святой апостол Павел. В послании к Колоссянам (IV, 14) евангелист Лука назван врачом («Приветствует вас, Лука, врач возлюбленный»). Согласно преданию, Лука был живописцем; замечательно, что Данте не упоминает об этом предании, а держится исключительно Святого Писания, а может быть, блаженного Иеронима, который называет святого Луку «medicus Antiochensis».

Строку из XI песни «Рая» «Кто познает права, кто афоризмы» Д. Мин комментирует так: «Здесь разумеются «афоризмы Гиппократа», переведенные с греческого на латинский Константином Карфагенским, комментированные Галеном. Этот перевод послужил потом к основанию знаменитой медицинской школы в Салерно. Изучать афоризмы — значит изучать медицину».

Понятно, что в наше время объяснения Д. Мина уже не имеют того значения, что раньше. Однако и теперь эти комментарии достигают цели, намеченной автором: «С помощью их читатель — не знаток будет в силах уразуметь создание в высшей степени самобытное и будет в состоянии насладиться его красотами». О своем заветном желании Дмитрий Егорович, замечательный врач и поэт, написал следующим образом: «Вполне счастливым почту себя, если мой перевод, как ни бесцветен он перед недосягаемыми красотами подлинника, хотя настолько удержит за собою отблеск его величия, что в читателе, не наслаждавшемся красотами La Divina Commedia в подлиннике, возбудит желание изучить ее в оригинале. Изучение же Данте для людей, любящих и постигающих изящное и великое, доставляет такое же наслаждение, как и чтение других поэтов-гениев: Гомера, Эсхила, Шекспира и Гете».

Медицину и одновременно историю с филологией изучал в Московском университете закарпатский украинец Юрий Хуста (псевдоним — Ванелин). В начале 30-х годов XIX столетия он собирал в Болгарии и Румынии материалы по культуре южных славян, написал книгу «Древние и нынешние болгаре в политическом, народописном, историческом и религиозном их отношении к россиянам», где доказывал славянские истоки этого народа. Ранняя смерть прервала труды Ванелина, осталась в рукописи его болгарская грамматика — первая в своем роде.

Сын тульского священника Иван Сахаров тоже окончил семинарию, а затем выучился на врача в Московском университете и всю жизнь служил доктором Почтового департамента. Одновременно он был неустанным собирателем русского фольклора и памятников старины, издал сборники песен и сказок, книги о путешествиях и семейных обычаях предков и т.п. Специалисты высоко ценят разнообразие накопленного им материала, хотя и считают его метод не вполне научным.

Как сочинитель водевилей и театральный критик прославился в середине XIX века врач Федор Кони, ставший потом и доктором философии. Начав с переделки под русский антураж иностранных пьес, затем сочинял оригинальные вещи, издавал журнал «Репертуар и Пантеон». Впрочем, куда более известен его сын — юрист Анатолий Кони.

Военным врачом во время Крымской кампании служил Константин Леонтьев — писатель, ставший позднее кумиром в консервативных кругах. Даже в период, когда его имя в СССР было под запретом, выражение Леонтьева «цветущая сложность» охотно употребляли либеральные партийные идеологи. Леонтьев писал романы и пьесы, но больше всего прославился как публицист и философ, критик нивелирующей личность цивилизации. Кроме литературы он занимался еще многим — служил дипломатом на Ближнем Востоке, жил в монастыре на Афоне, был журналистом и цензором, а кончил жизнь монахом.

Идейно противоположный Леонтьеву поэт-народник Николай Курочкин, вместе с братом Василием издававший журнал «Искра», тоже служил врачом на Крымской войне. Среди его печатных работ — переводы из Бодлера и Гюго, статьи на медицинские темы.

Активно сотрудничал с «Искрой» и врач морского ведомства Василий Богданов. Его стихи — это чаще всего куплеты с припевом, одно из стихотворений, напечатанное в «Будильнике», стало в переделке А. Ольхина знаменитой песней «Дубинушка». А любимая песня русских студентов «Быстры, как волны, дни нашей жизни» написана учившимся в Медико-хирургической академии Андреем Серебрянским.

Некоторое время изучал медицину и классик Николай Лесков. В 1849 году он приехал в Киев, где профессорскую кафедру на медицинском факультете занимал его дядя Сергей Алферьев. Служа в казенной палате, Лесков вольнослушателем посещал лекции по анатомии и статистике. И первые его публикации спустя несколько лет появились в киевской газете «Современная медицина». Будущий автор «Левши» писал о полицейских врачах, об осмотрах рекрутов и т.п.

Историю отмены крепостного права весьма тщательно изложил в своем четырехтомном труде «Крестьянское дело в царствование императора Александра II» Александр Скребицкий. Он окончил Петербургский и Дерптский университеты, был автором многих работ по медицине. Книгу о реформе Скребицкий издал (вскоре после ее осуществления) в германском городе Бонн. Им написаны также очерки о замечательном немецком ученом Александре Гумбольдте, в том числе и о пребывании его в России. Умер Скребицкий в 1915 году, немного не дожив до своего 90-летия.

Необычным путем пришел к медицине один из членов кружка Петрашевского Дмитрий Ахшарумов. Сын генерала, героя 1812 года, он окончил университет и служил в Министерстве иностранных дел. Арест и смертный приговор, замененный ссылкой в арестантские роты, потом — ссылка рядовым на Кавказ изменили его судьбу. Вернувшись через 10 лет в Петербург, он уже весьма зрелым человеком получил диплом в Медико-хирургической академии и стал врачом. До ареста Ахшарумов успел написать несколько стихо­- творений, потом публиковал медицинские исследования и мемуары. Полностью его воспоминания об аресте и ссылке смогли выйти в 1905 году, а умер он в один день со Львом Толстым, но был пятью годами старше.

Знаменитый прозаик Мамин-Сибиряк критическим зарядом своих книг тоже во многом обязан четырехлетней учебе в Медико-хирургической академии. Об этом учебном заведении недоброжелатели говорили, что оно готовит не столько врачей, сколько революционеров и демократов. Здесь учились Кибальчич, Клеточников и многие другие народовольцы. А также писатели-разночинцы — А. Левитов, Н. Успенский, С. Максимов...

Полностью ознакомиться с материалами можно, приобретя книгу «Медицина и искусство» А. Яковцевой, И. Сорокиной, И. Яковцевой, Н. Гольевой



Вернуться к номеру