Газета «Новости медицины и фармации» 4 (488) 2014

Статья опубликована на с. 18-19 (Мир)

Не так давно ряд событий, связанных с террористическими актами, заставил содрогнуться всю страну. Ученые Института ментальной медицины Северного государственного медицинского университета пытаются ответить на вопрос: возможно ли при помощи разработанной ими методологии излечить терроризм головного мозга?

Классическая психиатрия, давно исчерпавшая прежние идеи и концепции, пребывает в системном кризисе. Наиболее образно этот застой отразил лорд Роберт Уэбб-Джонстоун в своем знаменитом высказывании: «Невротики строят воздушные замки, шизофреники живут в них, психопаты разрушают, алкоголики пропивают руины. Все получают удовольствие от процесса, и только психиатры собирают ренту». В современной шизореальности, утратившей базовые духовно-нравственные ценности и жизненные смыслы, психиатрия играет пассивную роль зрителя и сторожа у ворот «желтого дома». Век психиатрии близок к смене парадигм развития, и, не переосмыслив ее методологию и идеологию, мы — врачи — просто не сможем двигаться дальше.

Отвечая на вызовы времени, на базе Северного государственного медицинского университета, интегрируя возможности и ресурсы психиатров, психологов, социальных работников, уже более 5 лет работает институт, носящий называние не психиатрии, неврологии и наркологии, а ментальной медицины. Это осмысленный и продуманный шаг. В западной терминологии нет ни одного официального определения термина «ментальное здоровье», что обусловлено различиями в культуре, субъективными оценками и профессиональными конкурирующими теориями. Mental health в переводе с английского означает «психическое здоровье», подобная трактовка относит понимание ментального здоровья исключительно к узкой сфере психиатрии, наркологии и психотерапии.

По данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), ментальное здоровье является «состоянием благополучия, в котором человек может реализовать свой собственный потенциал, справляться с обычными жизненными стрессами, может продуктивно и плодотворно работать и вносить свой вклад в развитие общества». ВОЗ подчеркивает, что ментальное здоровье — не только отсутствие психических расстройств, оно является важной составляющей качества жизни отдельного индивидуума и общества в целом. В основном это связано с тем, что за последнее столетие число больных с психическими расстройствами непсихотического уровня увеличилось в 60 раз. Мировой кризис последних десятилетий в полной мере сказался на психиатрии и актуализировал вопросы, формально не касающиеся ее узкоспециального изучения.

В стремительно изменяющейся действительности уже нельзя оставаться на месте, и это доказывает появление интегральной науки — ментальной медицины, являющейся по своей структуре четырехъядерной, изучающей биопсихосоциодуховные ресурсы и траектории развития личности.

Ментальность — это способ видения мира. То, как мы воспринимаем действительность, во что верим и кого любим, какие у нас убеждения и нравственно-ценностный потенциал, — проявляется в качестве ментального здоровья. Ментальная медицина — это новая духовная парадигма клинической медицины, наполненная превентивно–коррекционными стратегиями укрепления жизненных смыслов и нравственных ценностей.

Не так давно ряд событий, связанных с террористическими актами, заставил содрогнуться всю страну. Само признание реальности террористического мира требует жизни по принципу «на войне как на войне», но можно ли такое существование вообще назвать жизнью?

Научными школами ведущих отечественных психиатров В.Н. Краснова, В.К. Шамрея и многих других разработаны и внедрены технологии оказания психолого-психиатрической помощи в чрезвычайных ситуациях катастроф, террора и насилия. Однако остаются открытыми вопросы нового ресурсного обеспечения ранней и системной профилактики деструктивных социальных эпидемий, к которым можно отнести и пандемию терроризма. Возможно ли при помощи разработанной нашим институтом методологии ментальной медицины излечить терроризм головного мозга?

Терроризм как исход синдрома деморализации

Волгоградская террористическая атака (декабрь 2013 г.) и информация о ней, растиражированная государственными СМИ и взорвавшая общественное сознание нашей страны, выявили существенную исчерпанность традиционных заградительных стратегий противодействия суицидальному терроризму. Опыт других стран показывает, что нельзя отвечать террором на террор. Этим насилие только подстегивается, а спираль террора раскручивается все больше и больше. Именно поэтому объявление (7.01.2014 г.) о создании в Волгограде нового антитеррористического подразделения было воспринято террористами как признание официальными властями поражения и призыв к расширению географии насилия, а серийные убийства на Ставрополье (январь 2014 г.) стали продолжение того же террористического сценария. Об этом уже много лет говорят психологи, сравнивая терроризм с наводнением, а антитеррор — с попытками вычерпать воду чайными ложками: «Персонально ориентированный контртеррор только плодит террористов» (Владимир Медведев, 2004).

Террор — самый архаичный способ управления людьми и обществом с древнейших времен. В современном техногенно-виртуальном мире он приобретает новые эпидемические характеристики и обнаруживает самостоятельные эпидемические механизмы саморазвития, все более отрываясь от традиционных причин и факторов, его порождающих, становясь самостоятельным орудием решения политических проблем. Сам террор, символизируя завершение очередного глобального цивилизационного цикла, стал универсальной формой ведения войны, радикально изменив представления о боевых действиях и вооруженных силах.

«Будущая картина мира без террора и насилия уже невозможна», — заключил еще 10 лет назад один из ведущих отечественных социологов профессор Яков Гилинский, описав по существу картину современного террористического мира. И эта картина с каждым годом наполняется все большей реальностью — из лексикона уходит понятие «гражданское население», а появляются уже мертвые и еще живые, но поголовно все контуженные информационными взрывными волнами пандемии терроризма.

Особенностью волгоградской трагедии явилось и то, что СМИ впервые остановились, перестав распространять взрывные информационные волны теракта на общественное сознание страны. Запугать и деморализовать общество — это задача террористов, а не средств массовой информации. Ведущие психологи страны уже давно говорят о необходимости цензурирования информационного сопровождения при терактах.

Волгоградскую и ставропольскую трагедии можно пытаться связывать с превентивным устрашением России перед Сочинской олимпиадой, но гораздо более важным видится звучание другого коммуникативного лозунга террористов: «Россия сама себя уничтожает», т.к. террористами (по данным СМИ) все чаще становятся славяне.

Скорбные человеческие потери и последствия проигранной вчера «волгоградской битвы» известны, но активная фаза сражения за нашу страну еще только начинается. Важно успеть извлечь уроки и сделать правильные выводы, системно выстроив эффективную защиту.

Задолго до того, как стать суицидальными террористами, исполнители сами оказались жертвами психического терроризма — деструктивного манипулирования сознанием в лагерях и бандах, корпусах и армиях экстремистов. Итогом «промывания мозгов» стала фанатичная вера в свою мессианско-жертвенную роль борцов с неверными. Это исход синдрома террористической деморализации, проявляющегося нарушением формирования и развития нравственных чувств и облика, позиции и поведения, призванных обеспечивать моральную социализацию личности. В психологическом облике на первый план выходят расстройства личности с высоким уровнем агрессии и самоактуализации, невосприимчивости к контраргументам и разубеждению, утрата прагматизма и рациональности, отсутствие страха и раскаяния, героизация жертвенной смерти и подвига мученичества в террористической деятельности. Все это позволяет боевику–манипулятору легко создавать новые генерации суицидальных террористов.

Еще драматичнее и трагичнее рекрутмент смертников выглядит в отношении женщин и стариков, психически больных и инвалидов, подростков и детей. Так, 8.01.14 г. Первый канал российского телевидения показал сюжет о 10-летней афганской девочке, которую отец и старший брат силой пытались сделать террористкой-смертницей. Ей чудом удалось бежать и добраться до полицейского участка, который по приказу родных она должна была взорвать. Эта история отразила чудовищный семейный вариант синдрома террористической деморализации, когда родители готовы посылать на смерть своих детей. Здесь даже становится не так важно, за деньги или за идею они это делают. Любой терроризм с неизбежностью разрушает и уничтожает как отдельные человеческие судьбы, так и целые семьи своих подвижников. Именно поэтому в ментальной медицине терроризм — это самая деструктивная разновидность эпидемического суицидального поведения. Для запуска и поддержания деструктивной социальной эпидемии суицидального терроризма необходимы и достаточны всего три условия: религиозная культура мученичества, решение террористической организации, возможность добровольно-принудительного рекрутмента будущих смертников.

Развитие синдрома деморализации очень многовариантно в этнокультурном плане. Оно минимально зависит от интеллектуального потенциала и качества образования. Терроризм, так же как алкоголизм и наркотизм, бывает и от бедности, и от сытости. Не случайно самый мифологизированный мировой террорист № 1 Бен Ладен был из образованной и очень состоятельной семьи.

Терроризм как деструктивная социальная эпидемия

Синдром деморализации — это нравственно-психологическая основа любых форм социальных эпидемий: алкоголизма, наркомании, фанатизма, экстремизма, терроризма и т.д.

Социальные эпидемии — это возникновение в коллективе или на территории случаев (вспышек) социальной болезни с частотой, существенно превышающей обычно ожидаемую. Социальные эпидемии переходят в разряд деструктивных, когда начинают угрожать национальной безопасности всей страны в целом. В этом случае включаются механизмы генерализации, расширенного и неконтролируемого воспроизводства социальных недугов, раскручивая интенсивность эпидемического процесса вплоть до пандемии, охватывающей не только страны, но и континенты.

Генерализация проявляется в нарушении все более новых, более ответственных и более наказуемых норм. Так, банальное пьянство является преимущественно аморальным явлением, нарушающим этику делового общения; в дальнейшем алкоголизм становится психиатрическим диагнозом, ограничивающим некоторые права пациента и создающим риски административных нарушений; тяжелые алкогольные абузусы или алкогольные психозы с противоправным поведением дают массу поводов познакомиться с УК.

Расширенное воспроизводство проявляется в высокой латентности социальных недугов. Так, на учете в наркодиспансере в лучшем случае состоит 1 из 10 больных алкоголизмом и 1 из 30 больных наркоманией. Остальные с посильным энтузиазмом продолжают уничтожать себя и свои семьи, втягивая в процесс новые и новые генерации потребителей, прежде всего молодежь. Та же ситуация с тяжкой преступностью и СПИДом, когда выявляется только 1 из 5. Корректной статистики или хотя бы намека на нее по реальной распространенности туберкулеза и вензаболеваний, коррупции и проституции, игромании, экстремизма и фанатизма, как и множества других проблем, просто нет.

Неконтролируемость социальных эпидемий предопределяется отсутствием системного мониторинга ментального здоровья и непреодолимыми межведомственными барьерами в организации превентивно–коррекционной и лечебно-реабилитационной деятельности.

Эпидемическое прочтение угроз и вызовов экстремизма и терроризма не является банальным мифотворчеством или очередным злоупотреблением психиатрией, более того, клиническая психиатрия сегодня институциализирует диагнозы, которые вчера относились исключительно к социальной феноменологии, например, из некогда банальных «офисных войн» эволюционировал синдром моббинга. Сегодня это разновидность нелетального ментального терроризма, разрушающего ментальное здоровье «моббинг-мишеней» и корпоративного социума.

Терроризм — одна из самых полимодальных разновидностей деструктивных социальных эпидемий, основой которых является аномия, проявляющаяся разложением системы базовых нравственных ценностей, противоречиями между провозглашаемыми целями и невозможностью их достижения традиционными способами для большинства граждан страны, выражающаяся изоляцией личности от общества и депрессивной разочарованностью в жизни. Аномия способствует распространению детабуизации и отмены принятых в обществе запретов, являющихся структурирующими этическими элементами социума. В этих условиях человек может терять точку опоры, утрачивая систему нравственных ценностей и оказываясь без поддержки традиционных устоев общества. Все это создает базовые условия для рекрутирования представителей зависимой субпопуляции в различные формы деструктивных социальных эпидемий, самой трагичной из которых является терроризм.

Именно поэтому труднее всего вырабатываемый и сложно прививаемый духовный иммунитет к любым социальным эпидемиям становится важнейшим государственным приоритетом. Его создает нравственно-ценностный потенциал личности, осознающей свое единство с народом и родиной. Не случайно в глобальном мире духовная культура оказывается первой мишенью современного агрессора.

Гораздо драматичнее обстоит ситуация с ментальным терроризмом, разрушающим ментальное здоровье, идейные и духовно-нравственные основы культуры, общества и государства, сопровождающимся разжиганием межнациональной розни, девальвацией личностных духовно-нравственных ценностей и идеалов, маргинализацией и криминализацией общественного сознания. Это то, что практически каждодневно происходит и в нашей стране, когда на нее обрушиваются водопады ментальной TV-канализации. Итогом является рост неуверенности в завтрашнем дне и своем государстве, углубление тревоги и беспокойства, агрессии и эмоциональной неустойчивости, внушаемости и легковерности, недоверия официальной информации и предпочтения слухов, снижения критичности и воли.

Такие особенности общественного сознания характерны для чрезвычайных ситуаций (ЧС). Получается, что ЧС, вызванная ментальным терроризмом, де-факто уже есть, а де-юре общество еще не способно ее адекватно воспринять. Пребывая в иллюзорно-компенсаторном тумане, человечество упорно отказывается (механизм отрицания) замечать, что давно живет в МЧС — мировой чрезвычайной ситуации, которую никто не объявлял, но которая чревата внезапным буквально цивилизационным суицидом. В самом деле — все условно и искусственно: доллар — бумага, международное право — блеф, революционеры — продажные бандиты, политики — марионетки и тому подобное. Более того, общественное сознание и само государство безболезненно уничтожаются под наркозом ментальной TV-канализации. Этот образ имеет серьезное ассоциативное и медицинское прочтение. В психиатрической клинике описано «отравление клоачными газами», приводящее к мгновенной смерти коры головного мозга и проявляющееся картиной глубокой энцефалопатии (отравление сероводородом может происходить как в производственных, так и в природных условиях: местах естественного выхода газов, серных минеральных вод, в глубоких колодцах и ямах, где имеются гниющие органические вещества, содержащие серу). В моей сорокалетней клинической практике было всего несколько таких случаев, когда рабочие вскрывали герметично закупоренные ямы: половина из них сразу погибала, а другая в лучшем случае получала деменцию, производя внешнее впечатление малолетних детей. Именно такое понижение порога стрессоустойчивости за счет детско-инфантильной резонансной настройки массового сознания СМИ и позволяет буквально взрывать его эмоционально-шоковыми информационными волнами любого теракта или чрезвычайного происшествия. Создаваемые цепные реакции страха и тревоги, многократно накладываясь и дублируясь, приводят к усилению кумулятивных эффектов, запуская разнообразные индуцированные социально-стрессовые и соматоформные нервно-психические расстройства. Современное информационное сопровождение любой террористической атаки или трагедии создает эпидемические волны индуцированных расстройств.

Формы терроризма и механизмы деформации личности

Терроризм (от лат. terror — страх, ужас) — это оружие массового поражения, сочетающее непосредственный физический ущерб жертвам со значительным уроном биопсихосоциодуховным ресурсам общества. Смысловое содержание террора исчерпывается тремя харак–теристиками: акт устрашения, запрос на подчинение, коммуникативное послание.

Современный терроризм характеризуется галопирующим ростом жестокости, использованием новейшего летального и нелетального оружия, кибер- и нанотехнологий, расширенным воспроизводством численности террористических движений, генерализацией и глобализацией масштабов деятельности, высокой организованностью и профессионализмом, жертвенным фанатизмом и чудовищной коррупцией. Не случайно израильские военные психологи давно пришли к выводу о невозможности перевоспитания или переформирования личности осужденных террористов. По-видимому, именно с этим в существенной мере связан тот факт, что спецслужбы всех стран мира в последние годы стали чаще ликвидировать террористов при задержании. Хотя попытки найти корригирующий инструментарий не прекращаются. Так, нейробиологи Оксфордского университета через 2 недели после зверского публичного убийства в Лондоне двумя нигерийцами солдата Ли Ригби летом 2013 года заявили о разработке пилотной технологии лечения исламских фундаменталистов. Она включала биологические методы и психолого-психотерапевтическую санацию экстремистских убеждений. Более того, ученые предложили отнести «радикальные настроения» к психическим расстройствам!

Формы терроризм может принимать разные: идеологический и религиозный, политический и экологический, химический и физический, ядерный и биологический, психический и суицидальный, духовный и ментальный. По территориальному масштабу терроризм может быть корпоративным (включая синдром моббинг-терроризма в «офисных войнах»), и районным, муниципальным (например, Волгоград), и областным, региональным, (северокавказские республики) и федеральным, международным. Однако механизмы воздействия на личность в экстремистских и террористических организациях любого толка всегда одинаковы. В их основе лежат промывание мозгов и обучение ненависти, фактически уничтожающие личность будущего суицидального террориста, чтобы сделать из него очень простое «транспортное средство». Основной гонорар от заказчика, естественно, получают только организаторы. Опять же, ничего личного. Акция на экранах всех телеканалов, деньги — на счете. Террористическая война — всего лишь бизнес для организаторов и кровавая политика для заказчиков. Многочисленные трагедии показали, что сам подход к противодействию терроризму требует системного пересмотра.

Синергетика защиты от деструктивных социальных эпидемий

Синергетический подход, лежащий в основе ментальной медицины, предполагает существенный пересмотр профилактических и лечебно-реабилитационных стратегий помощи зависимым личностям, изменения идеологии и методологии традиционного социо- и психотерапевтического, психолого-психиатрического и аддиктологического сервиса. Зависимая личность требует непрерывной и интерактивной санации и коррекции, которые могут изменить лишь вектор и модальность зависимости.

Задача терапии такой личности состоит в максимально ранней замене модальности зависимости с деструктивной на конструктивную, с дезадаптивной на адаптивную, с асоциальной на просоциальную, с аутоагрессивной на самосохраняющую. Превентивная стратегия в отношении зависимой субпопуляции требует адекватной и регулярной загрузки адаптивным социально-психологическим и духовно-нравственным контентом.

На основе синергетической концепции развития деструктивных социальных эпидемий нами разработана программа превентивно-коррекционной и лечебно-реабилитационной помощи, представляющая собой единый мультидисциплинарный протокол, реализуемый бригадой специалистов.

Вся эта мультидисциплинарная деятельность может быть организована на основе службы ментального здоровья.

Служба ментального здоровья — синергетический биопсихосоциодуховный кластер общества и государства, обеспечивающий превентивно-коррекционную защиту ментального здоровья и лечебно-реабилитационную помощь при ментальных недугах.

Служба ментального здоровья методологически и технологически реализует ресурсы ментальной медицины, интегрирующей на единой синергетической основе классическую клиническую психиатрию и ментальную превентологию, позволяя организовать системный мониторинг ментального здоровья и радикально повысить эффективность защиты общества от деструктивных социальных эпидемий. Это требует в существенной мере переосмыслить миссию реформируемого Роспотребнадзора в построении системного мониторинга общественного и ментального здоровья нации, расширяя и углубляя парадигму деятельности с узко специальных тактических задач (инфекционных, потребительских и др.) на стратегические цели обеспечения широкой социальной платформы национальной безопасности.

Впереди длинный и трудный фазовый переход в новое качество посткризисного мира, который просто обречен пересмотреть прежние базовые приоритеты и ценности, радикально усилив гуманистическую составляющую новой цивилизационной парадигмы. Именно в таком гуманитарном строительстве и состоит уникальная миссия России и ментальной медицины.