Газета «Новости медицины и фармации» Неврология. Нейрохирургия. Психиатрия (540) 2015 (тематический номер)

Статья опубликована на с. 53-55

Рассмотрение суицидального поведения в социокультуральном аспекте позволяет выйти за узкие рамки психологических и психопатологических трактовок этого феномена и выявить ряд факторов, знание которых необходимо для профилактики суицидов. Эта проблема приобретает чрезвычайную актуальность в периоды исторических преобразований в обществе, когда среди суицидентов изменяется соотношение душевно здоровых и больных. При анализе динамики и структуры суицидального поведения в постсоветских странах выявлен постоянный рост числа суицидальных попыток в рамках непатологических ситуационных реакций. Так, по данным А.Г. Амбрумовой и Г.В. Старшенбаума (1995), около 75 % суицидентов — это лица без психотических расстройств, переживающие кризисные ситуации. Среди них преобладают люди, потерявшие социальный и экономический статус, переживающие экзистенциальный кризис (беженцы, безработные, одинокие).

В период исторических преобразований в обществе особую актуальность приобретает изучение социокультуральных детерминант осознанной суицидальности, ибо при изучении генеза осознанного аутоагрессивного поведения необходимо рассмотрение этого феномена совершенно в другом масштабе — в масштабе истории и общества.

Еще Э. Дюркгейм, изучая связь частоты самоубийств с различными показателями общественного устройства, пришел к выводу, что высокая частота самоубийств коррелирует с социальными характеристиками следующим образом.

— Число самоубийств изменяется обратно пропорционально степени интеграции религиозного общества.

— Число самоубийств изменяется обратно пропорционально степени интеграции семейного общества.

— Число самоубийств изменяется обратно пропорционально степени интеграции политического общества.

Э. Дюркгейм выделил три социальных типа самоубийств.

1. Эгоистическое самоубийство. Аутоагрессивное поведение в этом случае объясняется тем, что ослабевают или разрываются узы, соединяющие человека с обществом, семьей, друзьями, результатом чего становится крайний индивидуализм. В силу того, что человеческая деятельность по своей природе коллективна и ментальные процессы социально детерминированы, такой разрыв социальных связей драматичен для личности. Человек лишается жизненной цели и настоящей точки приложения для своей энергии. Жизнь теряет смысл.

2. Альтруистическое самоубийство. Аутоагрессивное поведение в этом случае объясняется недостаточно развитой индивидуальностью. Авторитет общества или группы людей является столь непререкаемым, что человек теряет свою идентичность и безоговорочно подчиняется общественному мнению. Дюркгейм считает альтруистический суицид приметой «обществ низшего порядка». К этой категории он относит ритуал самоубийства стариков в примитивных обществах, массовые самоубийства в тоталитарных религиозных сектах, самосожжение жен после смерти мужей (сати).

3. Анемическое самоубийство. В этом случае причиной суицидального поведения является потеря годами декларируемых идеалов, духовных ценностей, состояние безнормия и безверия, массовое изменение установившейся социальной иерархии, экзистенциальный вакуум. Такие самоубийства часты в период революционных преобразований общества.

Э. Дюркгейм считал самоубийство одной из форм девиантного поведения и относил его к разряду социальной патологии (наряду с наркоманией, алкоголизмом, преступностью и проституцией).

Однако при изучении феномена осознанной суицидальности невозможно обойтись без рассмотрения личностных детерминант суицидального поведения. Этот тезис достаточно убедительно отражен в многочисленных работах психодинамически ориентированных терапевтов и персонологов.

Интегрировав эти две составляющие (общество и личность), Морис Фарбер выявил определенные исторические закономерности суицидальной активности. Психокультуральная теория самоубийств Мориса Фарбера основана на проведенном в 60-е годы ХХ века в скандинавских странах статистическом исследовании уровня самоубийств. М. Фарбер вывел закон, согласно которому частота самоубийств в популяции прямо пропорциональна количеству индивидов, отличающихся повышенной ранимостью, и масштабу социальных лишений, характерных для этой популяции. Эта закономерность выражается следующей формулой: S = f (V,D), где S — вероятность самоубийства; f — функция; V — повышенная ранимость (vulnerability); D — масштаб общественных лишений (deprivation).

Из приведенной формулы видно, что максимальная вероятность совершения суицида в популяции — это период социальных потрясений, в который уровень невротизации (а значит и ранимости) населения резко возрастает.

Часты случаи осознанного суицида и тогда, когда человек с достаточно устойчивой психикой внезапно оказывается в чрезвычайно тяжелой социальной ситуации (D).

Описывая такую ситуацию, М. Фарбер приводит пример, когда в восточном секторе разделенного стеной за одну ночь Берлина (13 августа 1961 г.) количество суицидов возросло в 25 раз.

В этом законе интегрированы и воззрения Э. Дюркгейма, жестко связывающие количество суицидов с социально-демографическими характеристиками (D), и представления психоаналитиков, искавших истоки суицида в личностных особенностях индивида (V).

Однако осознанный суицидальный акт — это процесс, который детерминирован не только социальным, биологическим и личностным началом. Он несет в себе также и опыт жизни предшествующих поколений и коллективное бессознательное. То есть в нем отражается характер исторической эпохи и ментальности общества (форма религиозности, отношение к миру земному и миру трансцендентному, восприятие смерти и болезни, отношение к богатству и бедности, отношение к старости, понятие героизма, бесчестия и т.д.).

В историческом и онтогенетическом аспектах человек в своем развитии проходит три уровня.

Особь. Ей соответствует психофизиологическая модальность самости с доминирующим архаическим сознанием и отсутствием самосознания и самоидентификации.

Индивид. Ему соответствует социальная модальность самости.

Личность. Ей соответствует эго-модальность. Есть самосознание и самоидентификация.

Самоубийство является поведенческим актом, который в каждую историческую эпоху имеет свою специфическую семантику сознания, определяющуюся эволюцией ментальности в самом широком смысле этого слова и эволюцией и взаимосвязью таких фундаментальных категорий, как «я», «мое» и «смерть». Р. Мейли считает, что «мое» является важнейшей составляющей «я», но не тождественно ему. Основываясь на работах У. Джемса, он строго отграничивает понятия «я» и «мое», поскольку «мое» значительно шире и включает в себя экзистенциальные (мысли, воспоминания, смысл жизни), морально-этические (честь, стыд, доблесть) и социальные категории (работа, место и роль в социуме и т.п.). «Мое» Р. Мейли сравнивает с территорией, которую человек защищает, «так как при утрате «мое» мы реально чувствуем себя лишенными чего-то». Р. Мейли считает, что «мое» является источником побуждений «я», а также что в основе субъективной иерархии ценностей лежит структура «мое».

Основываясь на этой концепции, можно предположить, что осознанный суицид — это форма адаптивного поведения, к которой прибегает человек в кризисной ситуации. Среди разнообразных мотивов и причин самоубийства (призыв о помощи, протест, самонаказание, одиночество и т.д.) сохранение «мое» и личностного «я» за счет умерщвления телесного «я» характерно для высшего, личностного уровня развития человека.

Исходя из этой точки зрения в историческом аспекте можно выделить три уровня суицидальности.

Суицид как неосознанный поведенческий акт. Этот тип суицидальности соответствует уровню особи и характерен для примитивных культур с доминирующим архаическим (мистическим) типом сознания и некоторых культур Востока. Французский философ и психолог Люсьен Леви-Брюль, изучая первобытное мышление, пришел к выводу о существенном его отличии от сознания цивилизованного человека. По содержанию оно мистическое или магическое (в нем нет различия между естественным и сверхъестественным), по логике — паралогическое (нечувствительно к противоречиям, непроницаемо для опыта, основано на чутье, интуиции, слепом навыке, коллективных представлениях) и напоминает «детскую философию».

Люди этих культур идентифицируют свое «я» как множественное, могущее неоднократно перевоплощаться, сливаться с космосом, встречаться с предками. Бытие представляется им циклическим круговоротом и бесконечным переходом от жизни к смерти. Смерть воспринимается как другая разновидность жизни. Поскольку жизнь не имела конца, отсутствовала трагедия индивидуальной смерти. В этих обществах была тотальная ритуализация жизни и смерти, ценность индивидуальной жизни, «я» и «мое» были сведены к нулю.

К.Г. Юнг считал, что для этих культур в эпоху верхнего палеолита были характерны магия, тотемизм и другие первобытные верования, которые породили основные силы коллективного бессознательного, то есть архетипы, отзвуки которых мы наблюдаем и в современном мире.

Исходя из этого можно предположить, что на этом этапе еще не сформировались предпосылки для осознанного суицидального поведения, то есть осознанного желания лишить себя жизни. Для этого периода характерны ритуальные самоубийства и жертвоприношения. Наиболее известным и практиковавшимся еще в XIX — начале XX века является ритуальное самосожжение индийских вдов после смерти мужа — сати.

Суицид как санкционированный обществом поведенческий акт. Индивидуальное самоубийство как феномен возникло сравнительно недавно — около двух с половиной тысяч лет назад. В основе возникновения этого типа суицидальности лежит эволюционный процесс формирования важнейшей психической функции — самосознания, особенно того компонента, который можно назвать социальным самосознанием. Этот тип самоубийства соответствует уровню индивида с его социальной модальностью самости. Процесс выделения индивида из окружающего его космоса (в его античном понимании) начался примерно в VII–VI вв. до н.э. Древняя Греция стала отправной точкой в развитии европейской культуры. Древние греки видели в человеке прекрасное и совершенное творение природы, меру всех вещей. В античном мире повышается уровень личностного самосознания, появляется диалогическое мышление, которое было отражено в философии Сократа. Уже в VI–V вв. до н.э. Гераклит пишет: «Всем людям свойственно познавать себя и мыслить», «я исследовал самого себя». В этот период формируются новые этические и эстетические подходы к оценке поведения индивида в обществе. Все большее значение приобретает категория «мое». Классическими темами античной культуры были: слава, справедливость, честь, стыд, добродетель. Именно с этого времени мы все чаще и чаще встречаем описания ярких примеров индивидуальных самоубийств. В античном мире уже формируются реальные предпосылки для поведенческого акта самоубийства «я». Но в этот период индивидуальная личность ценится еще очень низко, и общество очень часто в определенных ситуациях требует от своего члена самопожертвования. Можно выделить несколько вариантов самоубийства этого уровня.

Социоцентрическое самоубийство. В этих случаях индивидуальный суицид санкционировался обществом и выступал как наказание. Хрестоматийным примером является самоубийство-самонаказание Сократа (V–IV вв. до н.э.), которого судили по доносу одного из сограждан за то, «что он не признает богов, которых признает город, и вводит других, новых богов», и приговорили к смерти. В Афинах приговоренный к смерти в назначенное время выпивал чашу растертой ядовитой цикуты. Так поступил и Сократ. Но в самосознании еще отсутствовала трагедия индивидуальной смерти, так как была сильна вера в другую, загробную жизнь. Когда Сократу принесли чашу с цикутой, он совершил возлияние богам за удачное переселение души в иной мир и спокойно выпил яд. Его последними словами были: «Критон, мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте» (Сократ считал, что смерть для его души — выздоровление и освобождение от земных невзгод. А по преданию, выздоравливающий приносит Асклепию, богу врачевания, петуха).

Теоцентрическое самоубийство. Мотивацией суицида такого рода было желание соединиться с Богом, освободиться от земных тягот и попасть в лучший мир. Это своего рода суицид-избавление.

Антропоцентрическое самоубийство. Убийство своего тела для освобождения души. Антуан де Сент-Экзюпери описывает именно этот вариант самоубийства у Маленького принца. Для того, чтобы душа могла освободиться и попасть на его звезду, Маленький принц попросил ядовитую змею ужалить себя.

Психологическая сущность санкционированного обществом суицида была совершенно иной, чем для современного человека, так как в самом уходе из жизни отсутствовало представление конечности бытия, представление о смерти не только телесного, но и личностного «я».

Суицид как осознанный поведенческий акт. Личностно ориентированный суицид — это прежде всего осознанное лишение себя жизни в кризисной для личности ситуации, когда возникает угроза не только для «я», но и для «мое». По мнению А.Г. Амбраумовой, человек воспринимает ситуацию как кризисную, когда возникает потенциальная или реальная угроза его фундаментальным потребностям. Причем это могут быть как реальные события (смерть значимого близкого, фатальное заболевание, потеря работы, семьи или социального статуса и т.д.), так и экзистенциальные (потеря смысла жизни, аномия, утрата чести, стыд и т.д.). Характерно, что для сохранения личности «я» и «мое» человек убивает свое телесное «я», осознавая конечность бытия.

Изложенная гипотеза исторической динамики осознанного суицидального поведения позволяет по-иному взглянуть на проблему суицида и создавать программы по их профилактике с учетом не только психологических и психопатологических детерминант суицидального поведения, но и с учетом социокультуральных особенностей общества и массового сознания его граждан. Это особенно важно в настоящий момент, когда население постсоветских стран находится в процессе кардинальных исторических преобразований, которые сопровождаются изменением массового сознания с тенденцией к иррациональному восприятию действительности и с включением механизмов аутистического и архаического мышления.

Впервые опубликовано

в «Таврическом журнале психиатрии»