New books
СІМЕЙНІ ЛІКАРІ ТА ТЕРАПЕВТИ
день перший
день другий
АКУШЕРИ ГІНЕКОЛОГИ
КАРДІОЛОГИ, СІМЕЙНІ ЛІКАРІ, РЕВМАТОЛОГИ, НЕВРОЛОГИ, ЕНДОКРИНОЛОГИ
СТОМАТОЛОГИ
ІНФЕКЦІОНІСТИ, СІМЕЙНІ ЛІКАРІ, ПЕДІАТРИ, ГАСТРОЕНТЕРОЛОГИ, ГЕПАТОЛОГИ
день перший
день другий
ТРАВМАТОЛОГИ
ОНКОЛОГИ, (ОНКО-ГЕМАТОЛОГИ, ХІМІОТЕРАПЕВТИ, МАМОЛОГИ, ОНКО-ХІРУРГИ)
ЕНДОКРИНОЛОГИ, СІМЕЙНІ ЛІКАРІ, ПЕДІАТРИ, КАРДІОЛОГИ ТА ІНШІ СПЕЦІАЛІСТИ
ПЕДІАТРИ ТА СІМЕЙНІ ЛІКАРІ
АНЕСТЕЗІОЛОГИ, ХІРУРГИ
"News of medicine and pharmacy" №3 (715), 2020
Back to issue
Настоящий индеец
Authors: Бобров О.Е.
д.м.н., профессор, г. Киев, Украина
Sections: Specialist manual
print version
Почти полдень. Намеченный на сегодня план выполнен, обход в реанимации и в отделении проведен, «позвоночный» больной прооперирован. Есть немного времени испить чайку, тем более что старшая из первой хирургии угостила свеженьким тортиком «Прага». Не торопясь перекурить и выдвигаться через полгорода к 14.00 в ректорат, на посиделки «великой вченой рады», будь она неладна. И не пропустишь ее, не отлиняешь. Начальник отдела кадров дисциплину блюдет, а это он умеет. Недаром до работы в академии служил «кумом» в зоне. До полковника дослужился. У него муха без разрешения не покинет аудиторию, не то что целый профессор. Вот и приходится сидеть от звонка до звонка, без всяких надежд на «условно-досрочное освобождение», под монотонное брюзжание докладчиков, призывающих «углубить и расширить» знания интернов и курсантов в нелегкое время ликвидации наследий ненавистного совка. И так ежемесячно, каждую вторую среду на протяжении всего учебного года. Так было, так есть и так, скорее всего, будет всегда, так как таких ортодоксальных ретроградов, как ископаемые члены академических кругов, найти сложно.
Прикурив неизменный «Беломор», я направился к дивану, но усесться не успел. В двери громко постучали, и, не дожидаясь разрешения, в кабинет решительно вошел невысокий колоритный крепыш, с копной смоляных волос на посаженной прямо на мощное туловище, практически без шеи, широкоскулой смуглолицей головой, с орлиным профилем и цепким взглядом карих глаз.
— Buenas tardes, professore. Я Рональдо. Рональдо Флорес. Я буду у вас учиться хирургии, — сказал неожиданный гость и протянул мне руку. Рукопожатие было крепким и продолжительным, мужским. Как будто взял в руку теплый шершавый кирпич. И весь он был олицетворением универсального организма, приспособленного к выживанию в любых, самых экстремальных, условиях.
— На кого ты хочешь учиться? — спросил я, с трудом освободившись от рукопожатия и зафиксировав взгляд на его кистях с толстыми мускулистыми пальцами и мозолями на ладонной поверхности. В голове что-то промелькнуло из выражений классиков о «пальцах скрипача и пианиста», уместных у хирурга. Но тут был явно не тот случай. Ну да ладно. Хотел я еще пробрюзжать, что никто со мной не согласовывал его приход, никто не сообщил, что появилась дополнительная вакансия клинического ординатора. Но я, помня, что даже стены имеют уши, дипломатично промолчал. К тому же в ректорате знают, что делают. А наше дело какое? Правильно, подневольное. Раз прислали, то будем учить.
— И откуда же ты к нам приехал?
— Из Перу. Знаешь, профессор, такую страну? За океаном, в другом полушарии. Недалеко от нас Америка. Но она севернее, — на вполне сносном русском языке затараторил посетитель. — Совсем забыл, — продолжил он, — вот тебе наш национальный сувенир. Это чуспа, — он протянул мне небольшую сумочку из плотной ткани с яркими узорами. — Только у нас и в Боливии есть чуспа. Когда-то их специально для верховного Инки-императора и его родни плели девственницы-жрицы. В них Инка хранил листья коки. Никто, кроме Инки и его родни, не имел права жевать коку. Тогда ее было мало. Сейчас времена другие. Коки много. Очень много. Все жуют ее, чтобы быть сильными и не испытывать чувство голода. Теперь чуспа с кокой носят почти все мужчины. В Лиме, конечно, не так. Там носят европейский костюм. На него чуспа не повесишь. Но все равно почти у всех в кейсе или в кармане лежит маленькая чуспа с кокой.
— Э-э-э-э, парень! Стоп! Ты что, мне коку в кабинет принес? — с опаской спросил я. Этого мне еще не хватало. И так злые языки непрерывно капают, что хирурги безбожно курят и не брезгуют после работы снять стресс рюмкой коньячку. А тут наркота…
— А что, надо? — с прищуром спросил Рональдо. — С собой коки нет, но, если надо, принесу. — И продолжил: — А это тоже тебе — чульо — специальная шапка с ушами из шерсти альпака. Уникальная шапка. Нигде таких нет. Только у нас.
Это была вязаная шапочка. Шапка как шапка. Как тысячи других шерстяных шапок. Разве что окрас ее был пестрым и ярким.
— И что же в ней особенного? — спросил я.
— Не скажи, профессор, она действительно особенная. Сама шерсть альпака, это такой маленький верблюд, ростом до метра, очень плотная и водостойкая. Поэтому такая, казалось бы, тонкая шапка занимает мало места, не промокает и хорошо сохраняет тепло. У нас чульо вяжут только мужчины. Есть даже проверка жениха перед свадьбой. Если вода, налитая в чульо, быстро вытекает из шапки, мужчина никуда не годится. Его чульо связана слишком рыхло. Если же вода медленно сочится из шапки, чульо связана с нужной плотностью, а значит, сделана на славу, а испытание пройдено, он достоин невесты.
Забегая вперед, скажу, что уникальные свойства этой шапки были мной неоднократно проверены на охотах и рыбалках. Действительно, чульо теплая и влагостойкая. И не раз мой полосатый головной убор вызывал зависть у коллег по общению с природой. Однажды эта зависть реализовалась без моего согласия. Остался я без чульо.
Я взглянул на часы и понял, что нахожусь в глубоком цейтноте.
— Давай разговор продолжим завтра, мне на совет пора ехать, а ты шагай к завучу кафедры, регистрируйся, знакомься с нашими правилами. Кстати, ты где поселился? В общежитии? Надеюсь, в корпусе на улице Салютной?
— Конечно, нет, профессор. Я уже пожил в общаге студентом. Это же самая настоящая трущоба. Там учиться нельзя, а я приехал, чтобы стать хирургом. Вся семья, а у моего отца 8 детей, и я старший, вся семья будет 3 года экономить на всем, чтобы я учился и мог после зарабатывать хорошие деньги. Младших нужно растить, а отец уже старый и больной. Ему тяжело. Ему помощь нужна. И еще, я хочу здесь у вас жену найти. Белую. У нас на родине индеец, а я из племени аймаров, никак не может взять в жены светлокожую. Белый может, метис может, даже индеец из племени кечуа, с трудом, но сможет, а аймар — никогда. Так что мне много невест пробовать нужно, чтобы хорошую жену выбрать, а в общаге это невозможно. Я квартиру снял. Маленькую, но отдельную.
— И еще вопрос к тебе. Почему ты обращаешься ко мне на «ты»? Я же профессор, твой учитель, к тому же намного старше тебя. Может быть, тебе просто не объяснили особенности обращения к старшим? К старшим нужно обращаться на «вы».
— Может быть, это у вас принято, а у нас не так. Ты — учитель, профессор, берешь меня к себе в хирургическую семью — значит, мы с тобой породнились, а родственники говорят друг другу «ты». Вот с ректором или там с деканом каким-то не так. Они мне просто начальники, боссы. Чужие люди. Вот им я буду говорить «вы». А с тобой мы из одного рода, одной семьи. Значит, на «ты». Неужели непонятно?
«Интересный у меня появился клинический ординатор», — подумал я и помчался на совет.
* * *
Индеец, так его стали называть сотрудники больницы, оказался своим парнем во всех отношениях. Он не роптал от переработок, работал, когда надо и сколько надо, бегал в соседний с больницей гастроном за «флаконом аппетитных капель» и нехитрой закуской, ухлествал за молоденькими медсестрами, не отказывая себе в удовольствии ущипнуть их за мягкое место или затащить ночью в пустую палату. Я уже стал беспокоиться, не разродятся ли наши Оксаны да Галины маленькими смуглыми байстрюками-инками. Но бог миловал, происшествий не было. И что удивительно, никто из женской составной сотрудников не устраивал ему сцен ревности. Он любил их всех, а они все любили его.
Особые чувства к Рональдо проявлял ординатор, который был назначен его куратором. Это был зрелый хирург, с более чем 30-летним стажем работы. Он после неудачного брака и раннего развода в молодости всю жизнь прожил закоренелым холостяком и теперь все свои нереализованные отеческие чувства отдавал юному дарованию. И мы зачастую могли наблюдать такую или подобную картину:
— Опять, небось, не успел дома поснидаты? Проспал? Что, опять всю ночь на якусь Гарпыну вытратыв? Тилькы и смокчешь цю свою коку, щоб голод не чуты, — бурчал он после утренней пятиминутки. — А ну-ка пишлы до мэнэ в оперблок. Я тебе варениками нагодую… Да и сорочку чистеньку треба.
* * *
Надо сказать, что до прихода Рональдо у нас на кафедре не было учащихся из Латинской Америки. Арабы были, негры были… Братья из стран бывшего СССР ходили стадами. А вот индеец был первый. Да и страны того континента были для нас экзотикой. Кто и как там живет, чем дышит — все в диковинку. Чего ждать от него в процессе обучения и где нам аукнется после его отъезда? Опыт общения с иностранцами у нас был немалый, и в результате мы искали любой предлог, чтобы избежать контакта с арабами, отдавая предпочтение последователям чучхе из Северной Кореи, разнообразным неграм, нашим среднеазиатам и детям гор с Кавказа. От них пакостей ждать не надо было. Чего не скажешь о коварных и хитрых «ближневосточных товарищах».
С Рональдо было просто. Он очень быстро ассимилировался в Украине, куда он приехал уже для последипломного обучения. Медицинский институт он окончил в России, в Краснодаре. В крае, в общем-то, достаточно близком к Украине и исторически, и по составу населения, но все-таки расположенном в другой стране. Особое уважение вызывало то, с какой теплотой он вспоминал кубанских однокурсников и преподавателей. Мы ему поверили… и не ошиблись.
Постепенно мы многое узнали о его родине — Перу. В наш обиход вошли ранее неизвестные слова, и тропические леса мы стали называть сельва, горы — сьерра, а побережье — коста. Узнали, что в столице — Лиме живет примерно 8 млн жителей из 14 млн населяющих всю страну, причем в основном метисы, потомки смешанных браков индейцев с испанцами. По мере подъема в горы метисов становится все меньше и меньше, и в высокогорьях сохранились чистокровные кечуа и аймары, а в труднодоступных лесах обитают кампа-ашанинка, агуаруна, шипибо-конибо, кокама-кокамилья, чаяуита, тикуна, мачигенга, генетически идентичные древним инкам.
Рональдо был из племени аймаров, поэтому путь в Лиму ему был заказан. Изменить свое положение и положение своих детей в обществе он мог несколькими путями. Во-первых, перевести детей в популяцию метисов, то есть жениться на белокожей. В Перу это было бы практически невозможно, а вот попытать счастья во время обучения в Украине… Чем черт не шутит. И он с энтузиазмом занимался поиском невесты. Во-вторых, он мог разбогатеть или приобрести престижную профессию.
На первый взгляд разбогатеть было не очень сложно. Перу — страна наркотиков. Любой перуанец может абсолютно законно иметь при себе до двух граммов кокаина или восемь граммов марихуаны. Выращивание коки здесь законно, поэтому кусты этого растения растут везде. Собиратели коки зарабатывают около 33 центов за 1 килограмм листьев и за день могут заработать около 16 долларов. Владельцы плантаций продают оптовикам 1 килограмм листьев коки уже за 3,5 доллара, а те поставляют их наркоторговцам. Это в два раза рентабельнее, чем выращивание кофе или какао.
Далее листья уходят в сельву, где в нарколабораториях изготовляют чистый кокаин ценой уже в 1500 долларов за 1 килограмм, а затем через Бразилию наркотик распространяется по всему миру. Настоящим потрясением для нас было, когда Рональдо сообщил киевскую цену кокаина. Килограмм этой отравы стоит в столице Украины от 150 до 220 тысяч долларов.
После этого мы стали относиться к нашему ординатору с некоторой настороженностью. Но напрасно. К наркоторговле он не имел никакого отношения. Чтобы заниматься кокаином, ему не нужно было бы уезжать так далеко и надолго. Но Рональдо еще маленьким мальчиком решил, что никогда не будет наркомафиози. Он не будет торговать смертью. Он будет учиться на хирурга.
И, надо сказать, он демонстрировал выдающиеся успехи. Трудолюбие, целеустремленность и поразительная работоспособность делали свое дело. К концу второго года ординатуры он стал самостоятельно оперировать. При ассистенции старших, но оперировать.
Оставался последний год клинической ординатуры.
* * *
Беда пришла неожиданно. Беда всегда неожиданная. Все хорошо, а она приходит.
Оказалось, что отец Рональдо, в отличие от сына, был наркомафиози среднего уровня. Среди дельцов возникла ссора из-за передела зон влияния. Отец Рональдо был вовлечен в разборки, и в итоге… его изувеченное тело обнаружили в заброшенном колодце через 3 месяца после исчезновения. Без кормильца осталась мать Рональдо с семью его братьями и сестрами. Мал, мала, еще меньше… Делать нечего. Пришлось ему прервать обучение и ехать в Перу. Без специальности и без… белой жены.
На прощание мы потихоньку собрались в кафедральной аудитории, символически налили в пластиковые одноразовые стаканчики водку, нарезали сала, колбасы и соленых огурцов. Сначала помянули его отца, затем выпили за него. Помолчали. На этом расставание закончилось.
Мы прощались с ним с очень тяжелым чувством, с возмущением на превратность судьбы. Попался талантливый, неординарный человек, пассионарный, если хотите. И вмиг все перечеркнуто проклятым бытом.
* * *
День близился к вечеру. Операции закончены. Дежурная бригада на месте. Можно и домой ехать. Надо еще диссертацию ученика пролистать разочек. Завтра защита. Еще одного «орла» в полет выпускаю.
В двери громко постучали, и, не дожидаясь разрешения, в кабинет решительно вошел невысокий колоритный крепыш, с копной смоляных волос на посаженной прямо на мощное туловище, практически без шеи, широкоскулой смуглолицей головой, с орлиным профилем и цепким взглядом карих глаз.
— Buenas tardes, professore. Я Рональдо. Рональдо Флорес. Я приехал продолжать учиться хирургии, — сказал неожиданный гость и протянул мне руку.
— Рональдо, ты… Чертяка, приехал все-таки. Это ж надо. Откуда? Ну, рассказывай. Ты как, за приезд примешь?
— Почему бы и нет, профессор. А я вот тебе новую чуспе привез, — и он протянул мне сумочку.
— Без кокаина? — рассмеялся я.
— А что, надо? Привезем…
— Где ты пропадал? Чем занимался? Какие планы? — спросил я, разливая в пузатые снифтеры коньяк.
— Я много работал, заработал много денег, чтобы моя семья жила безбедно, а я смог бы продолжить учебу.
— Ну а все-таки, где в Перу можно так заработать?
— Кокаинум, — хитро прищурился он.
* * *
Мы надолго задержались в кабинете. Никак не могли наговориться. А поговорить было о чем. О превратностях судьбы и том дискурсе, который каждый выбирает себе сам.
Он еле-еле успел приехать, чтобы предотвратить непоправимое. Как всегда бывает в жизни, предают только близкие. Так случилось и в этот раз. После гибели отца его компаньоны, проработавшие с ним не один год, решили его долю разделить между собой, отобрав ее у вдовы. Им было плевать на судьбу жены соратника, еще вчера кормившего их из своих рук, им было плевать на судьбу детей того, кого они недавно называли другом. Но тут вернулся Рональдо. Быстро сориентировавшись в обстановке, а война между семействами была в самом разгаре, он занял позицию полевого хирурга, оказывая помощь независимо от семейственной принадлежности. Он нес свою врачебную миссию, сохраняя нейтралитет. Одновременно он сумел собрать из остатков структуры отца небольшую, но сплоченную боевую группу, лично преданную ему. И… он нанес удар, в одночасье обезглавив несколько конкурирующих группировок. Его авторитет как хирурга был настолько высок, что никто из могущественных наркомафиози, непосредственно не ввязанных в конфликт, не вмешался в его разборки. В итоге бизнес его семьи был сохранен. На все это ушел год. Еще год ушел на то, чтобы отладить маршруты транспортировки коки от полей до лабораторий. После этого, оставив «на хозяйстве» верных людей, он приехал доучиваться.
* * *
Парадокс. Выживание немаленькой семьи и получение образования для несения гуманной миссии по спасению человеческих жизней обеспечивало производство яда, убивавшего те же человеческие жизни.
Зло порождало добро?
Но так быть не может…
Но все же…
В тот вечер мы так и не решили вопрос: можно ли нарушать закон, если ты это делаешь во благо?