Газета «Новости медицины и фармации» 15 (289) 2009

Не так давно мне принесли сериал про доктора Хауса. Очень увлекательная, знаете ли, «синема». Лихо закрученный сюжет, яркие образы. Больные мужественны и трагичны. Врачи умны и заботливы, правда, иногда интригуют, но исключительно в целях остроты сюжета. Главный герой — просто неподражаем. Умен, проницателен и пропитан цинизмом до последнего гепатоцита. Бродя по клинике со своей тросточкой, наглотавшись какой-то обезболивающей наркоты, он ставит диагнозы, не глядя на пациента. И не только потому, что шибко умный, но и потому что верит профессионализму своих помощников, а они его за это тихо ненавидят.
— Мне нужна томограмма его головы, — говорит он помощникам, и больного засовывают в аппарат. В Америке вообще МРТ сделать, как у нас на педикулез проверить.
— Что мы имеем? — спрашивает доктор своих коллег и начинает, как в полицейском участке, записывать на доске выявленные симптомы.

Я и раньше находил некоторое сходство в постановке диагнозов с работой следователей уголовного розыска, а теперь вообще полагаю, что врачей и сыщиков надо в одном учебном заведении готовить. Что ни говори, а доктор Хаус — это Шерлок Холмс в белом халате, хотя халат он не носит.

У нас на скорой Хаус не работал, своими специалистами обходились. Диагнозы ставили без всяких томографов — они в машину не помещаются.

В тот раз нашу кардиобригаду вызвала на себя линейная. Мы приехали в довольно чистую квартирку, с высокими потолками и недорогими обоями на стенах. Пока мы меняли коллег у постели больной, та тихо сидела в окружении подушек, сложив, как школьница, ладошки на коленях. Выглядела она вполне благолепно — ухоженная, доброжелательная, приятная старушка лет семидесяти. Ее добрые глаза с надеждой смотрели на собравшихся медиков из-за очков, толщиной стекол не уступающих иллюминаторам «Титаника».
— Непонятная какая-то бабушка, — докладывал Коля, врач линейной бригады, — рассказывает клинику стенокардии. Сердце, говорит, давит. Объективно вроде все чисто, давление в норме. Жалуется, что внезапно стала плохо видеть. Вы спецы, вы и разбирайтесь.

Пока Саня, врач, не так давно перешедший на кардиологию, осматривал пациентку, я по привычке рассматривал бабушкину библиотеку. Тогда почти в каждой квартире был шкаф или полка с книгами. Некоторые эти книги даже читали, не все конечно, но попадались любители. Судя по состоянию корешков, бабушка тоже была не прочь пошуршать страничками перед сном. Среди традиционных «Поднятая целина» и купленных на сданную макулатуру «Асканио» и Жоржа Сименона приютился «Справочник терапевта».

— Бабушка, — Саня с пожилыми разговаривал всегда погромче, — рассказывай, где болит?
— Да что рассказывать? Старенькая я уже, доктор, — миролюбиво отвечала старушка. — Все болит. И ноги болят, и голова болит, и сердце.
— Это понятно, — сворачивая тонометр, сказал врач. — Сегодня-то зачем скорую вызывала?
— Видеть я плохо стала.
— Ну не сегодня же. Я спрашиваю, скорую почему вызвала? — Саня принялся слушать тоны сердца. — Что-то беспокоило, кроме зрения?
— Конечно, беспокоило, доктор. Сердце меня беспокоило, — торопливо запричитала больная. — Сердце у меня болит. Каждый день нитроглицерин пью.
— Вот! — обрадовался врач. — И как сегодня болело? 
— Давило, — убежденно начала бабушка. — Мне вообще ишемию ставят. И сердце у меня начинает давить. Как похожу немного, по дому или в магазин, так за грудиной печь начинает и задыхаюсь. Я нитроглицерин выпью, посижу немножко, сердце отпустит, я дальше иду.
— Это же у вас часто? — Саня не мог нарадоваться, старушка была смышленой. — А сегодня что изменилось, что скорую вызвала? Болеть сильнее стало?
— Сильнее доктор, сильнее, — согласилась старушка. —

И зрение упало.
— Со зрением потом разберемся. Нитроглицерин не помогает?
— Помогает. Но все равно болит. Вот прям как схватит, минут десять поболит и отпустит, потом опять схватит. Я целый день сегодня сижу, хотела книжку почитать, но вижу плохо, зрение хуже стало.
— Бабушка, со зрением в поликлинику надо, — врач поднялся, освобождая место для кардиографа. — Сейчас болит?
— Нет, слава Богу. Скорая уколы поставила. Сейчас не болит.

Пока я записывал кардиограмму, Люся — наша фельд­шер — достала «Справочник терапевта» и перелистывала, стоя у окна. Она была невысокого роста, с ладной фигуркой, густыми светлыми волосами, спадающими волнами на плечи. Ее умные, иногда строгие глаза смотрели из-за не очень модных, но элегантных очков, слегка приспущенных на нос.

С книгой в руках Люся напоминала сотрудника центральной библиотеки.

Саня принялся сравнивать записанную кардиограмму с предыдущей, лежавшей на столе вместе с карточкой поликлиники. Фельдшер протянула мне книгу и кивнула, указывая на страницу. Уголки были загнуты, как делают, когда под рукой нет закладки, а краска на заголовке «Ишемическая болезнь сердца» смазана пальцем.
— Кардиограмма нормальная, — слегка удивленно сказал врач, — даже лучше, чем была. Что с ней делать? Клинику-то она рассказывает.
— Как сейчас себя чувствуете? — Саня повернулся к больной.
— Хорошо, доктор, хорошо. Зрение только.

Люся решительно направилась к старушке.
— Бабушка, дайте ваши очки, — попросила она, снимая и пряча в карман свои.

Старушка послушно сняла и отдала окуляры. Ее глаза оказались раза в полтора меньше, чем казались до этого. Фельдшер развернулась и вышла из комнаты. Минут через пять она вернулась и отдала обратно очки.
— Сейчас лучше? — спросила Люся, когда старушка снова напялила их на нос.
— Ой, доченька, лучше, гораздо лучше, — обрадовалась больная. — Спасибо, дочка, а то я уж и не знала, что делать. Думала, совсем глаза плохи стали, аж сердце болеть начало. Спасибо, доктор, может вам чаю налить?

От чая мы отказались. Делать тоже ничего не стали. Собрались и поехали на станцию. В машине Саня сгорал от любопытства.
— Люся, колись, — наконец не выдержал он. — Что с бабкой сделала?
— Да ничего, — улыбнулась фельдшер.
— Давай рассказывай, — настаивал врач. — Не томи.

Люся выдержала паузу, внимательно посмотрела на нас, улыбнулась и сказала:
— Очки ей с мылом помыла.

Вот так. А вы говорите — доктор Хаус.

Виталий Арсеньев, Россия, г. Ханты-Мансийск