Газета «Новости медицины и фармации» 5 (613) 2017
Вернуться к номеру
Спорт и здоровье
Авторы: Апанасенко Г.Л.д.м.н., профессор
Разделы: От первого лица
Версия для печати
Спорт проясняет ум.
Джеймс Уотсон,
лауреат Нобелевской премии
Спорт — противник физкультуры.
Ж. Эбер. СПб., 1914 г.
Я очень любил спорт. И, похоже, спорт отвечал мне любовью: уж очень много хорошего он сделал для меня в жизни. Благодаря приверженности к волейболу я принял решение поступить в ВМА и никогда об этом не жалел. Обучаясь в академии, я активно занимался спортом, что позволило мне уклоняться от тоскливого постоянного пребывания в казарме. К сожалению, моя мечта играть в команде мастеров волейбола не осуществилась. Будучи на первом курсе, я еще посидел на скамейке запасных, но играть мне пришлось мало, а потом и команда утратила свой высокий рейтинг.
Но я был достаточно разносторонним спортсменом. Еще в школьные годы я неоднократно выигрывал первые места в области по прыжкам в высоту, прыжкам с шестом и в барьерном беге. В 1952 году я выиграл третье место на спартакиаде школьников Украины в беге на 110 метров с барьерами. Поэтому, расставшись с мечтой о волейболе, я переключился на легкую атлетику. Войдя в сборную команду академии, я стал в зимнее время тренироваться в манеже, находящемся прямо в центре города. Именно там ко мне однажды подошел Юрий Ильясов, который первым у нас в стране прыгнул на высоту 200 см, и пригласил тренироваться у его тренера. Я согласился, но ничего из этого не получилось, так как тренироваться нужно было пять раз в неделю, а я не мог себе этого позволить. Вернее, командование мне не разрешило каждый день уходить с самоподготовки.
Учебная программа по физической подготовке в академии была построена очень оригинально: каждый семестр менялся вид спорта, которым мы занимались. Сначала это была гимнастика, потом — борьба, бокс, фехтование и т.п. И практически каждый тренер предлагал мне перейти в его группу и совершенствоваться в его виде спорта. Мне это было, конечно, лестно, но судьба готовила мне другую спортивную участь.
Особые требования предъявлялись к нам как к будущим морякам в водных видах спорта, и прежде всего в плавании. Плаванию был посвящен весь первый курс. Своего бассейна в академии не было, и поэтому один раз в неделю помкомвзвода в 5 утра орал дурным голосом: «Подъем!» — и мы строем шли в располагавшийся недалеко от нас бассейн на улицу Правды. В 6 часов, еще до того как начинались тренировочные занятия в бассейне, его заполняла полусонная толпа курсантов, отнюдь не жаждущих спортивной славы, особенно в это зимнее утро. Звонкоголосый преподаватель, первый из спортсменов СССР чемпион Европы по плаванию Семен Бойченко, загонял нас в бассейн, сон рассеивался, и мы с удовольствием барахтались в воде, предвкушая скорый завтрак и лекцию в теплой аудитории.
После годичного курса плавания полагался зачет, который заключался не только в том, чтобы проплыть дистанцию за определенное время, но и прыгнуть с вышки высотой 10 метров. Просто прыгнуть, даже вниз ногами. Эта задача оказалась непосильной для некоторых курсантов. Но не сдавший этот зачет не переводился на второй курс. То есть он ходил вместе с нами на занятия, но на рукаве суконки у него красовалась одинокая галочка, а денежное пособие (100 рублей + 25 рублей за каждый курс) сохранялось таким, как на первом курсе. Он так же, как и на первом курсе, ходил в бассейн и пытался сдать зачет — прыжок с вышки «солдатиком». На моей памяти был один курсант, который так и не получил вместе с нами звание «лейтенант медицинской службы» только потому, что не сдал этот злополучный зачет. Мы все — офицеры, а он — курсант.
Сейчас эти вопросы решаются просто: преподавателя приглашают к проректору и предлагают поставить зачет или оценку за экзамен «нужному» человеку. Я такие случаи знаю. И как только это случается, думаю: «До чего же испохабилась наша действительность!»
Но вернемся в те далекие годы, когда принципиальность преподавателя оценивалась как достоинство, а не как неумение жить.
Я ухитрился прыгнуть с вышки несколько раз, потому что любил это дело и у меня был некоторый опыт: в ужгородском бассейне был великолепный трехметровый трамплин. Кроме того, у меня была неплохая общая подготовка, а прыжки с шестом требовали определенного уровня развития координации движений. Поэтому я выполнил несколько различных прыжков. После зачета ко мне подошел тренер и сказал: «У нас проблемы: скоро состоятся соревнования на первенство гарнизона среди военных академий, а прыгунов у нас нет. Ты бы не согласился попробовать?» Я согласился и не пожалел. Мое согласие сыграло очень важную роль в моей жизни.
Но для начала необходимо было овладеть «школой», азами прыжков в воду. А азы отрабатываются в группе начальной подготовки. Так я с еще одним «волонтером» стал ходить на тренировки. И не просто на тренировки, а на тренировки в детскую группу прыгунов, ибо «школой» овладевают в детстве. Тренером был Новиков, весьма авторитетный среди специалистов человек.
Наверное, это была забавная картина — наблюдать за тренировкой, когда вместе с ребятишками 8–10 лет, уже изящными и подтянутыми, красиво — без брызг — входящими в воду, плюхались в бассейн два здоровых бугая, пока не имеющих никакого представления о «школе». А «школа» — это полуобороты из разных стоек (лицом и спиной к воде), да еще и в разные стороны (вперед и назад). Но упорство и прошлый спортивный опыт привели к успеху: через полтора месяца я занял первое место по «школе» на соревнованиях, о которых говорил Бойченко.
Так к моим прежним спортивным «специальностям» добавилась еще одна. Я продолжал ходить на тренировки, но уже во взрослую группу, где тренировались и мастера. К окончанию академии я прыгал уже вполне прилично.
Через год после прибытия на Тихоокеанский флот я вынужден был проявить все свои спортивные «специальности». Командование части и соединения считало, что спорт — это хорошо, а человек, завоевавший призовое место, достоин поощрения. Мой непосредственный руководитель — начальник медицинской службы — считал, что врач, который отвлекается от выполнения своих непосредственных обязанностей, выступая на соревнованиях, достоин как минимум порицания. Не желая портить отношения с непосредственным начальником, я поначалу скрыл все свои спортивные регалии. Но, перезимовав только однажды безвылазно на Русском острове, насквозь продуваемом континентальными морозными ветрами, ложась спать в шапке-ушанке и разбивая утром лед в ведре, чтобы попить чайку перед службой, я понял, что мнение большого начальства для меня важнее. И начал выступать везде, где только мог, быстро войдя во всякие сборные нашего соединения: по волейболу и баскетболу, легкой атлетике и прыжкам в воду. Все это позволяло мне и летом, и зимой часто отлучаться из части, скрашивая свою молодую жизнь сборами и соревнованиями. Выступая в Хабаровске зимой 1961 года, я выиграл первенство флота в прыжках с трехметрового трамплина и прочно обосновался в сборной флота.
Занимаясь спортом, я не забывал о необходимости повышения своей профессиональной квалификации. Еще в академии я начал с 5-го курса заниматься в кружке при клинике глазных болезней. Я настолько любил свою будущую, как мне казалось, специальность, что даже после окончания учебы выбрал должность офтальмолога, а не место службы, хотя имел, как отличник, на это право. В 1962 году я окончил курсы специализации по глазным болезням и получил, как теперь говорят, сертификат офтальмолога. В нашем госпитале, который располагался километрах в десяти от моей части, получил пять коек, вел больных и уже делал простейшие операции. Из трех врачей, закончивших курсы, в главном госпитале флота именно мне отдавалось предпочтение, и я готовился к тому, чтобы занять в нем место старшего ординатора. Но судьба распорядилась по-иному, мне была уготована другая дорога: место, на которое я претендовал, занял другой человек, закончивший в академии двухгодичный факультет усовершенствования. Он был намного опытнее меня, и я понял, что моя мечта стать офтальмологом рухнула. Нужно было искать другой путь в жизни. А я уже стоял на пороге тридцатилетия.
В медицинской службе флота (аналог Министерства здравоохранения) существовала должность, которая называлась «старший офицер по контролю над физическим состоянием личного состава». Кроме своих прямых обязанностей — контролировать (главным образом по отчетам врачей частей) физическое состояние моряков, необходимо было проводить занятия по физической подготовке с группой командующего флотом. В нее входили большие начальники местного разлива — руководители управлений штаба флота, сам командующий и его заместители. Это было время, когда физической подготовке в армии и на флоте уделялось большое внимание. Три раза в неделю во всех частях и кораблях флота до начала рабочего дня собирались офицеры, чтобы погонять мяч, поплавать, поработать на снарядах.
Должность, о которой идет речь, была майорской, и человек, который ее занимал и был хорошо мне знаком еще по академии, так как тоже занимался спортом, выслужил все свои сроки и должен был получать очередное воинское звание. Он был старше меня на 5 лет, и в это лето 1964 года уже должен был уходить на повышение. И спокойно бы ушел, оставив должность вакантной, если бы не необходимость проводить занятия с такими большими начальниками. Никому другому, кроме врача, эту работу поручить было нельзя: адмиралы были людьми уже не первой молодости, и не дай Бог… Начальник медицинской службы флота Павел Иванович Горбатых — крупный, краснолицый и громкоголосый генерал — ломал голову: кого же назначить на эту должность? Открыв свежий номер флотской газеты «Боевая вахта», он обнаружил в рубрике «Спорт» улыбающуюся физиономию капитана медицинской службы Г. Апанасенко, который и в этом году подтвердил свой высокий класс, завоевав в очередной раз чемпионский титул и выполнив норматив «мастер спорта СССР».
«Он-то мне и нужен!» — решил Горбатых и пригласил меня на беседу. Первое знакомство прошло благополучно, но генерал не стал делать скоропалительных выводов и вызвал меня на командно-штабные учения, чтобы проверить в деле. Ибо каждый офицер — прежде всего офицер, а потом уже узкий специалист.
Просидев около двух недель в сыром подземелье, где располагался командный пункт штаба флота, я сорвал голос, отдавая по телефону приказания начальникам «воевавших» госпиталей и демонстрируя свой богатый военно-морской лексикон. Видимо, он генералу понравился, потому что в январе 1965 года я перешел на новое место службы.
Так спорт круто повернул мою жизнь.
Новое место службы открывало совершенно новые возможности и перспективы. Во-первых, я переехал с острова Русский во Владивосток. Во-вторых, кроме тех обязанностей, которые я перечислил, у меня была еще одна — весьма хлопотливая, но очень приятная: я распределял санаторные путевки по частям флота. Я стал сразу знаменит. У меня появилось много «друзей», меня приглашали в рестораны, дарили какие-то никому не нужные вещицы, громко приветствовали с другой стороны улицы. Постепенно, еще до конца этого не осознавая, я понял, что чемпионом быть хорошо, но распределителем материальных благ — лучше! Эта мысль, несколько позднее и по-иному сформулированная, не выходила у меня из головы: спортсменом быть хорошо, но функционером от спорта — намного лучше!
Жизнь продолжалась: я проводил занятия с адмиралами, писал много бумаг, получая хорошую школу чиновника высшего ранга, отбивался от желающих получить путевку в санаторий. Однажды в конце 1966 года, зайдя в соседний кабинет, где сидел наш кадровик, я увидел на его столе бумагу, в которой он отчитывался о кандидатах, подавших документы в адъюнктуру — военную разновидность аспирантуры. Против графы «врачебный контроль и лечебная физкультура» я увидел прочерк, свидетельствующий об отсутствии желающих учиться по этой специальности. Я был поражен! За стеной моего кабинета, совсем рядом, находился вход в хрустальный замок моей мечты, а я об этом ничего не знал! Высказав кадровику все, что о нем думал, я приложил максимум усилий для того, чтобы мои документы — уже после того, как прошли все сроки, — были приняты к рассмотрению в академии. В апреле 1967 года я был приглашен в академию на экзамены, благополучно их сдал и к сентябрю этого же года навсегда и без сожаления расстался с Тихоокеанским флотом. С собой я увез опыт флотской службы и молодую жену.
Естественно, я избрал тему диссертации, связанную с флотом. Была одна проблема, которая касалась всех подводников: как проводить послепоходовый отдых. В связи с увеличением продолжительности плавания подводных лодок в 50–60-е годы возросло и количество патологических реакций после походов у членов экипажей. При этом, как это ни покажется странным, пик расстройств в состоянии здоровья подводников формировался именно в послепоходовый период, а не во время похода. Стало очевидным, что существуют какие-то пока еще не известные реакции организма, способствующие развитию специфических для подводников заболеваний. Именно этой проблемой я и занялся.
Изучив литературу, я обнаружил, что нечто подобное описано в отношении испытателей, имитирующих длительный полет в космос, а потом — и у самих космонавтов (Ю. Нефедов). Речь идет о «реакции выхода», когда резко меняется стереотип жизнедеятельности и на фоне снижения резервов адаптации происходит ее срыв.
За три положенных мне года адъюнктуры я обследовал три экипажа подводных лодок, разработал режимы двигательной активности после походов и досрочно — в мае 1970 года — защитил кандидатскую диссертацию. Мои методические рекомендации по послепоходовому отдыху подводников до сих пор используются в ВМФ России. Успеху моего исследования способствовало то, что я сам, на собственном опыте спортсмена, мог предложить ряд конкретных мероприятий, решающих проблему. И это еще одна заслуга спорта в моей жизни. Но, пожалуй, решающую роль спорт сыграл в формировании новой науки — науки о здоровье, к обоснованию некоторых положений которой я имел непосредственное отношение.
* * *
Чем дальше я проникал в научную суть медицинских основ двигательной активности, тем яснее представлял себе, что физические упражнения и спорт сходны с лекарством, которое, однако, может привести к заболеванию, если его выбрать неправильно или принимать в чрезмерных дозах. На мой взгляд (да и с точки зрения других моих коллег — специалистов по спортивной медицине), современный спорт имеет ряд ярко выраженных негативных черт. И распространенное мнение «спорт — это здоровье» не так верно, как может показаться с первого взгляда. Современный широко разрекламированный спорт высших достижений со своими сомнительными правилами и методами имеет мало общего со здоровьем спортсмена. Цель и смысл этого спорта — результат, максимально высокое достижение, а здоровье того, кто добивается этого результата, по крайней мере вторично.
Объективно анализируя взаимоотношения спорта и здоровья, мы наблюдаем как многочисленные факты позитивного воздействия спорта на физическое состояние спортсмена, так и факты резко негативные. Сегодня спортсмен обязан знать, что наряду с научными методами тренировки в спорте высших достижений используются и ненаучные — так называемые средства достижения результата.
В каждой стране функционируют многочисленные организации, в обязанности которых входит забота о здоровье граждан. Существуют, например, законы об охране окружающей среды, законы об охране труда, предписания в области профессиональной производственной деятельности. Спорт фактически не огражден таким законодательством. Если в любой области человеческой деятельности существуют четкие регламентации, касающиеся медицинских аспектов, то в области спорта высоких достижений их нет. Нет даже правовых норм, отражающих взаимоотношения тренера и врача (по крайней мере в нашей стране).
Сегодня спорт — глобальное социальное явление. В его сфере — тысячи элитных спортсменов и их тренеров, миллиарды болельщиков, сотни тысяч спортивных функционеров и околоспортивных дельцов. Болельщики вкладывают деньги и получают удовольствие от яркого зрелища, спортсмены платят за это своим здоровьем и жизнью, функционеры и дельцы получают доходы и привилегии. Если кто-нибудь из читателей наблюдал церемонии открытия Олимпиад, он мог убедиться, что во главе нашей команды идут упитанные (если не сказать больше), уверенные в себе люди, не имеющие прямого отношения к спорту. Это чиновники, функционеры, ничего сами не умеющие, но обладающие решающим голосом, определяющим судьбу спортсмена.
Может показаться парадоксальным, но одна из самых главных негативных черт большого спорта — это стремление к постоянному росту результатов. Современный уровень спортивных рекордов уже давно перешагнул возможности человеческого организма. Спорт ныне — арена соревнования фармацевтических фирм, предлагающих все новые стимуляторы достижения спортивного результата. Так же упорно работают фирмы, разрабатывающие методы обнаружения в организме спортсменов запрещенных к употреблению средств. «Сырьем» для этих «соревнований» служат спортсмены.
Что привлекает в спорте болельщиков? Ответ очень простой: риск. Риск для жизни, риск для здоровья спортсменов. Именно в риске концентрируется эмоциональность спорта. Спорт, риск, азарт — понятия, дополняющие друг друга. Если отнять это у спорта, он будет обречен на тихое умирание. А там, где риск, там травмы, нередко не совместимые с жизнью. Но тем, кто определяет политику в спорте, это не мешает вводить в программу соревнований все новые виды спорта, для которых характерен еще больший риск.
В общую стратегию выколачивания денег из спорта вовлекаются женщины и дети. Уже сейчас представительницы прекрасного пола соревнуются на рингах, борцовских коврах и помостах, где раньше поднимали рекордный вес штанги только мужчины. Все это противоречит биологической и нравственной функции женщины, убивает в ней мать.
Омоложение спорта — печальная закономерность. Тысячи четырехлеток приводят в спорт родители, рассчитывая стать известными и богатыми. Мне всегда жалко смотреть на представительниц женской спортивной гимнастики, к 16 годам имеющих телосложение первоклассниц, вечно голодных (надо держать вес!) и переутомленных. А их тренеры еще и бьют и нередко насилуют (вспомним признания Ольги Корбут).
Как часто мы слышим, что спорт «вне политики»! Это миф. Французский барон Пьер де Кубертен выпустил из бутылки коварнейшего джина, способного перессорить государства, народы и отдельных людей. Даже игры первой современной Олимпиады, состоявшиеся в Афинах в 1896 году, были приурочены к дате в высшей степени политической — годовщине освобождения Греции от османских колонизаторов-иноверцев. Дальше — больше. Олимпиады превратились в образчики национально-патриотического действа, становились местом кровавых боен и поводом для сведения политических счетов. Недаром бывший президент США Рональд Рейган назвал спорт «войной в мирное время».
Лозунг из Олимпийской хартии о «честной борьбе» оказался блефом. На что только не решается современный атлет ради искажения истинного соотношения сил, дабы непредсказуемое якобы действо превратилось в сюжет с заранее известной развязкой. Женщины пьют вытяжки из мужской спермы. Мужчины под руководством тренеров (у нас) и «черных» врачей (у них) экспериментируют с собственной кровью, подвергая ее различным воздействиям. И все стимулируются, стимулируются, стимулируются.
Спустя сто лет после принятия хартии, провозгласившей честные и равноправные соревнования основным принципом Олимпиад, применять запрещенные препараты не зазорно, зазорно попасться. Анонимный опрос, проведенный среди участников Олимпиады 1996 года, вскрыл все непотребство большого спорта. На вопрос «согласились бы вы принять неразрешенный стимулятор, гарантирующий победу?» из 198 опрошенных 195 ответили «да»! Еще жестче прозвучал второй вопрос: «вы приняли бы препарат, который позволил бы вам одерживать верх над всеми соперниками 5 лет подряд, но потом убил бы вас?» И половина ответила утвердительно.
Спорт высших достижений повсеместно дает самый высокий процент инвалидов и импотентов в возрасте 25–35 лет, безжалостно разрушает семьи. В нашей стране только каждый десятый чемпион сохраняет или повышает свой социальный статус после ухода из спорта. Остальные превращаются в рэкетиров, прозябают на нищенских пенсиях, пополняют толпы всеми позабытых и позаброшенных людей.
Раздел медицины, который призван обеспечивать спорт, — спортивная медицина — всегда отставал от идеала, способного удовлетворить все потребности спорта. Да и возможно ли эти потребности удовлетворить? Медики неоднократно высказывали мнение, что взращенного на современных технических и фармацевтических средствах спортсмена в большей или меньшей степени надо рассматривать как больного. Сошлемся на слова известного спортивного врача Эриха Дойзера: «В наше время на спортивного врача возлагается задача позаботиться о том, чтобы спортсмен оставался здоровым, несмотря (!) на занятия спортом». Учтем, что этому высказыванию более 40 лет. С тех пор ситуация отнюдь не улучшилась. И сейчас я бы перефразировал это изречение следующим образом: «На спортивного врача возлагается задача удержать спортсмена на лезвии бритвы, отделяющем его от потери профессиональной работоспособности».
Удивительна наивная уверенность тренеров, вечно недовольных своими врачами, в том, что чем выше квалификация врача-клинициста, тем лучше он окажет медицинскую помощь спортсмену. Они даже не подозревают, что опытный врач-клиницист после осмотра олимпийского чемпиона потребует его немедленной госпитализации. Причина? Она проста: у спортсмена высокого класса практически нет показателей, входящих в границы нормы здорового человека. «Для спортсмена нормально иметь отклонения от нормы» — этот тезис доказывается в моей статье «Здоровье спортсмена».
Здоровье спортсмена зависит прежде всего от тренера, планирующего тренировочный процесс. От него зависит — загнать спортсмена или дать ему возможность отдохнуть и восстановить свои силы. А врач ему может только помочь, а не решить проблему самостоятельно. И нужно помнить: феномен «внезапной смерти» встречается у спортсменов в 10 раз чаще, чем у других людей.
Прежде чем отдавать ребенка в большой спорт, подумайте о том, что написано в этой статье.
Из книги Г.Л. Апанасенко
«Путь к планете Здоровье»